— У нас за это заплачено? — спросила и Агафья, как будто не слышала, что Амер-Нази сам ничего не знает. Но он ответил:
— Наверно, если она вышла, так бы, кто полез в одном купальнике на всеобщее обозрение, тем более мне показалось, — он поправил пенсне, хотя оно было с обычными стеклами: для понта, — кажется она была без лифчика, нет? Все промолчали, так как, да, видели, но почему-то — сами не знают почему — посчитали это нормальным явлением, как на нудистском пляже.
— Здесь еще хуже, — как сказал один нудист из зала, там хоть не дерутся, а здесь сплошь и рядом тока этим и занимаются. Василий по запарке, в том смысле, что только что говорили об этом, ударил Нику ногой в ляжку, да так удачно, что чуть не сломал ей ногу.
— Пардон, — подтвердил он свое намерение, — тока говорили об этом, а я сделал наоборот. Просто засела в голове мысль:
— Нохги, нохги! это в бильярде, если кто забыл нельзя отрывать их от земли, и… и неконтролируемая информация автоматически перешла на удар ногой. Но ведь не в лицо, правда?
— Я не против, — ответила Ника, — но учти: один удар за мной.
— Хорошо, в любое время.
— Вот именно, даже не жди, я все равно ударю, когда ты не будешь ожидать. А судьи посовещавшись решили не вмешиваться.
— Только еще хуже будет, — сказал Амер.
— Согласна. Но Одиссей на этот раз промычал:
— Надо бы снять с него хотя бы пол Вазари.
— Пол Вазари? — переспросила Агафья, бывшая фаворитка Майно. И добавила: — Это сколько?
— Оставим ей Кока.
— Кока-колу я люблю, — сказал Амер-Нази, — пробовал в Америке.
— Это японская.
— Тем не менее, надо оставить Юко, — сказала Агафья Учительница. Одиссей промолчал, видимо, чтобы сойти за умного, как решил Нази, а сам он даже неожиданно для самого себя ляпнул:
— Как главный судья соревнований, я оставлю ему, — он кивнул на Ваську, — иво Вазари. Агафья развела руки в стороны, но ничего не сказала, только тяжело вздохнула, мол:
— Ни-че-го-о не понимаю!
— Это хорошо, — сказала Ника Ович, — что тебе ничего не сняли за удар по мне ногой.
— Почему?
— Ко кочану. Ты, что, не понял? Когда я ударю по тебе мне тоже ничего не будет.
— Это не очевидно, — ответил Василий Иванович.
— Думаешь — это не аксиома?
— Уверен — это тока теорема. Ее надо доказывать.
— Так ты, что, не деревенский?
— С Альфы, как все.
— С такой рожей с Альфы не приезжают, ибо… — она провела двойку: правой по корпусу, левой джеб, — ибо там все аристократы или демократы. А ты кто?
— Я — Граф.
— Граф, в каком смысле? — спросила Ника, и опять ударила, и разбила Ваське нос из-за того, что он задумался.
— У меня будет дивизия, если я выиграю этот турнир. Фактически вся Царицынская область будет моей.
— Как она будет называться? На этот раз Васька прикинулся, что опять задумался, и Ника, попытавшаяся провести Подхват под Неопорную ногу — промахнулась, ее правая нога просвистела мимо, но не настолько быстро, чтобы Василий Иванович не успел просунуть вслед за ней свою лапу. И таким образом, повисшая на этой мощной волосатой руке Ника, была перевернута вниз головой и брошена через канаты прямо на судейский стол, а буквально в предводителя Нази.
— Точно в середину, — сказал Василий. Он снял перчатки — с помощью своего Углового Вильяма Фрея — кинул одну в зал, прямо в жену, любовницу — или, как ее там — Дэна Коллонтай — Кали. Ей сразу предложили — нет, не деньги, а:
— Будем с тобой драться за эту перчатку, или так отдашь? — сказала одна леди, одетая, впрочем, просто. Нет, это была не Щепка, сидевшая почти рядом, через Дэна, рядом с Колчаком. Она наоборот, не стала спорить за эту перчатку, так как знала:
— Васька, который сейчас был на ринге:
— Он ее любит. — Да и просто не успела бы схватиться за эту перчатку, ибо Неизвестная оказалась быстрее. Очень быстрой. Что и заставило ее открыть от изумления рот.
— Эни-боди! — между тем раздался крик. — Принесите, пли-и-з, пожалуйста, Эни-син, а лучше всего шашлык по-Царицынски.
— Никто не знает, дорогой, вот из ит.
— Кто это сказал? — спросил Василий. — Рипит ит, плииз. Нет, честно, я не понял, прошу повторить.
— Я! — крикнула Кали, и добавила, обернувшись к мужу — первому любовнику Дэну, — это я пошутила. Но в том смысле, что хотела сказать:
— Цыпленок Табака дорогой, а так вышло, что многие могли подумать, он, этот Васька дорогой.
— Хорошо, закажи ему Цыпленка Табака, — ответил Дэн, впрочем, довольно хмуро. — Чё-то здесь не так, подумал он. — И стал вспоминать:
— С ней ли он летел с Альфы, с ней ли там крутил шуры-муры, или это произошло только здесь?
— И вообще: ты Инопланетянка?
— Что? Кто? Да как смел ты сколько раз клянчил у меня в долг на Альфе? Тут Дэн вспомнил, что Коллонтай здесь, а на Альфе Центавра она работала барменшей Га в Колизее, где был, естественно, не только кабак, но и на арене выступали гладиаторы.
Из буфета принесли только что зажаренного ЦТ — Цыпленка Табака, и Кали хотела выпросить у Дэна разрешение отнести его Ваське, но не успела, как поется:
— Даже слова сказать, — ЦТ понесла новенькая. Так-то она была не новенькая, но ее никто не узнал. Вообще у Инопланетян слабо развито чувство узнавания людей. Также, как у людей слабо развито узнавание обезьян или тигров, даже тайванцев, например:
— Все на одно лицо. — Хотя многие до сих пор пытаются прочитать на чайниках или приборах для измерения давления:
— Это Сингапур или опять Китай. — Более того, если ничего не написано — так это еще хуже:
— Значит сделали не на самой фабрике, а в соседнем сарае. — Хотя продавщицы радостно-изумленно резюмируют:
— Настоящая Япония, — а недорого. А на чайниках, естественно, Германия.
— Я ничего не поняла, — сказала Щепка, — так она немка, или японка?
— Я думаю, немка, смотрите: желтые волосы, голубые глаза, довольно симпатичная, в общем — сексодром. Могла бы быть Инопланетянкой, если бы не родилась здесь. Это сказал Колчак.
— Ты зачем это сказал, мин херц? — Хочешь, чтобы я вышла и набила ей морду? — Щепкина-Куперник положила на стул, с которого встала, толстый том Шекспира, который пока предварительно переводила в уме.
Может: для ума. Чтобы натренировать его в шекспировском свободном стиле.
— Прости, — извинился Ко, — я думал, ты про меня забыла. И кстати, ты не просила, но я тебя записал на бой именно с ней.
— Да? Я тебя не просила.
— Помню, но если ты не захочешь, я сам выйду вместо тебя.
— Разве на рисепшен не записывали рост, вес, пол? Впрочем, пол, конечно, никогда не записывают, ибо это была бы дискриминация:
— Если одному можно — почему другому нельзя? ОК?
— ОК. — Но не спрашивали.
И когда Васька нажрался, съел всего цыпленка одной рукой, на ринг вышел Ко. Колчак. Он не мог допустить, чтобы Кали, сблизилась с Чапаевым. Она была подругой его подруги Артистки Щепкиной, и, как говорится:
— Если одна делает Это, то другая и подавно. Одиссей из судейского корпуса предложил надеть по две перчатки:
— Каждому, — уточнил он.
— Это не обязательно, — возразил главный судья Амер-Нази. Его поддержала Агафья:
— Так даже лучше, — сказала она, — одной рукой можно бить, а другой держать при проведении броска.
— Только одна проблема! — крикнул с ринга Василий: я правша, а он, как все инопланетяне левша, нам нужны разные перчатки.
— Так у вас и должны быть разные, — сказала Агафья, ибо это твои перчатки.
— Ну и что, что мои? — возразил Василий, попрыгав на ринге. — Как раз из-за этого ничего и не получается.
— Почему?
— Потому что, естественно, моя левая для него, также естественно, будет правой, а она не подходит.
— Почему? — теперь спросил уже Нази.
— Ну, во-первых, он инопланетянин, вы согласны?
— ОК. — А во-вторых?
— Во-вторых, инопланетяне отличаются от нас тем, что являются Не нами, а:
— Отражением нас в зеркале.
— Всё?
— Всё.
— Давайте посовещаемся, прежде чем ответить, — сказал Одиссей.
— Да?
— Да.
— Хорошо, я считаю, что инопланетяне такие же правосторонние, как мы, — сказала Агафья.
— Я не уверен, — ответил Нази, — ибо: как проверишь? Лезть под платье?
— Нет, получишь по мордам, — согласилась Агафья. И тут кто-то крикнул из зала, опять похоже тот же нудист:
— Никаких перчаток не должно быть! — И добавил:
— И знаете почему? — Мы не в Ландоне. У нас тока Дзю До. И Амер-Нази принял решение пойти на компромисс. А именно:
— Оставить всё как есть:
— Каждому по одной доставшейся перчатке! Васька в пылу спора, или нарочно, чтобы выиграть побольше времени для отдыха после боя с Никой Ович, которая до сих пор валялась за судейским столом, куда ее сбросили, крикнул: